Цена нефти: вопросы теории и практики. Часть 2

История. Учит ли она чему-нибудь, и если учит, то как и чему.

Игра в нефть. Почему цена барреля не всегда подчиняется рыночным законам

Журнал «Коммерсантъ Власть» №6 от 16.02.2015, стр. 20

Падение цен на нефть — одна из самых обсуждаемых тем. Экономисты, политики, да и просто обычные люди выдвигают различные версии причин столь резкого и неожиданного снижения и пытаются понять, что будет с нефтяными ценами дальше. Между тем нефть едва ли не единственный в мире товар, который с момента появления на рынке далеко не всегда подчиняется рыночным законам.

Леонид Крутаков

Начало материала читайте во «Власти» N5 от 9 февраля.

Возвращение биржи

Кризис 1971-1973 годов установил еще одну помимо обязательных американо-саудовских встреч закономерность в рамках нелогичного (нерыночного) поведения мировых цен на нефть. Этой закономерностью стала связь ценовых скачков на нефтяном рынке с денежной политикой ФРС США.

Кризис положил начало постепенному переходу нефтяной отрасли на биржевую торговлю. В начале 70-х годов рынок спотовых (разовых) поставок нефти составлял всего 1-2% по отношению к долгосрочным контрактам. К концу 70-х он достиг 10-15%, а к 1986 году — 50-55%.

Это была настоящая революция в нефтяной отрасли. Изначально спотовые поставки осуществлялись по относительно свободной цене и выполняли вспомогательную роль в отношении долгосрочных поставок нефти по официальным ценам. Если где-то подскакивал спрос, а долгосрочные контракты его не перекрывали, туда отправлялся танкер с нефтью, которая продавалась с премией по отношению к официальной цене.

Объем спотовых поставок рос параллельно с процессом ассимиляции госкомпаний стран ОПЕК c мировым нефтяным рынком, который отметил в своем исследовании Дэниел Ергин. Капитализация динамично набирающего обороты рынка шла исключительно в долларовой зоне под присмотром американских авианосцев. Нефть и 6-й флот ВМС США наполнили доллар новым содержанием.

Возникшая в 1971 году связка между ценой на нефть и долларом бесперебойно работает до сих пор. Зависимость сложилась по принципу сообщающихся сосудов: чем дороже доллар, тем ниже цена на нефть, и наоборот.

К примеру, в 1970 году, когда еще действовал «золотой стандарт», ставка ФРС превышала 9%. А в 1971 году, накануне скачка нефтяных цен, ее опустили до уровня 3% и держали на низком уровне весь период кризиса. Подняли после кризиса вместе со стабилизацией нефтяных цен до 13%.

Среди наиболее показательных маневров доллар—нефть следует выделить также оккупацию Кувейта Ираком в 1990 году. Накануне войны ФРС подняла ставку с 6% до 10%, в итоге рост цен на нефть был незначительным и недолгим. После того как цены вернулись на прежний уровень, вновь снизилась и ставка.

А рекорд в 19% был установлен в 1980-1981 годах, когда революция в Иране лишила рынок 7 млн баррелей в день (10% мирового потребления). Цена на нефть моментально прыгнула с $12 до $40. И если бы не рекордная ставка, трудно себе даже представить, в какую высь могли взметнуться цены.

Иранская революция позволила апробировать компенсационный механизм роста нефтяных цен через повышение ставки ФРС в экстремальных условиях. Это позволяет взглянуть на обвал цен 1986 года под иным углом. В 1981 году на выборах в США побеждает Рональд Рейган, в недрах администрации которого и был разработан план по банкротству СССР.

Начиная с 1981 года глава ЦРУ Уильям Кейси несколько раз навещал Саудовскую Аравию с целью уговорить королевскую семью обрушить нефтяной рынок. Саудиты не соглашались и продолжали снижать добычу, пытаясь сдержать падение цен.

Однако цены продолжали медленно, но верно снижаться. Начиная с 1983 года США вели свою игру против нефтяного рынка. Все это время ФРС целенаправленно повышала ставку и увеличила ее на треть к 1985 году. Напомню, спотовый рынок нефти к этому моменту по объему уже превысил рынок долгосрочных контрактов. То есть больше половины нефти к тому времени уже торговалось свободно, но свободные цены на тот момент были почему-то ниже официальных цен ОПЕК.

Перед тем как Саудовская Аравия включилась в игру и начала бесконтрольно наращивать добычу, заключая сделки по принципу нэт-бэк, состоялся еще один визит Кейси в Эр-Рияд. На этот раз глава ЦРУ привез королю подарок, который и склонил чашу весов в пользу обвала цен. В случае согласия саудитов Кейси пообещал, что США проведут девальвацию и снизят ставку ФРС.

Подарок пришелся ко двору. Все свои резервы саудиты накануне девальвации вывели из долларовой зоны. За два года ставка ФРС упала с 12% до 6%, а королевская семья на этой операции заработала более $10 млрд, что с лихвой окупало потери Эр-Рияда от нефтяного демпинга.

С 1986 года официальные цены ОПЕК переходят в разряд справочных. Отныне на нефтяном рынке воцаряется его величество фьючерс. Объем торгов всевозможными деривативами и фьючерсами без обязательства поставок нефти начинает преобладать над объемами торгов реальной нефтью. Нефть из реального актива начинает превращаться в финансовый, а фондовый рынок — в букмекерскую контору.

Резкий рост биржевых торгов так называемой бумажной нефтью происходит сразу после теракта в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. Выражаясь более корректно, в 2001 году происходит ускоренная капитализация нефтяного рынка. Этому способствуют два решения, принятых США накануне теракта, которые сняли последние запреты на спекулятивную биржевую игру.

В 1999 году США отменяют Закон Гласса—Стиголла, запрещавший финансовым организациям совмещать функции коммерческого и инвестиционного банка. А в 2000 году снимается запрет на участие пенсионных и страховых фондов в высокорискованных (сомнительных) биржевых операциях.

Цены на нефть устремляются вверх, не обращая внимания на войны, «арабскую весну» и сокращение объемов добычи ОПЕК. За исключением небольшого провала в сентябре 2001-го и краткосрочного срыва в 2008 году, среднегодовая цена на нефть растет вплоть до 2011 года, после чего начинает колебаться на уровне $110 вплоть до середины 2014 года.

Нефтяной рынок превращается в сегмент глобального финансового рынка. Финансовые спекулянты становятся ключевыми игроками, а сам рынок зависит уже не от спроса и предложения нефти, а от спроса и предложения денег. Сегодня торги так называемой бумажной нефтью занимают 98-99% рынка, а объемы физической нефти не превышают 2%.

Большинство контрактов заканчивается тем, что в конце их срока действия покупатель просто выплачивает разницу между ценой контракта и реальной ценой нефти на тот момент. За всю историю биржевых торгов известно только два случая крупных выигрышей. В 2009 году Goldman Sachs застраховал весь объем экспорта Мексики от падения цены ниже $70 за баррель, а в 2010-м — ниже $57.

Как известно, биржевой рынок делают крупные спекулянты, а Goldman Sachs входит в пятерку ведущих американских инвестиционных банков.

В 2008 году происходит еще одно событие, которое приводит к тому, что нефтяные цены окончательно теряют связь с товарным наполнением и лишаются рыночного смысла. Цены больше не могут служить ориентиром для проектного финансирования, так как на глобальном биржевом рынке рост не ограничивается реальным объемом инвестиций в конкретную отрасль.

Проще говоря, цена на нефть окончательно превращается в политически обусловленную величину. А процесс моделирования будущего из области долгосрочных экономических проектов перемещается в сферу военно-политических решений.

Дальняя дорога…

В конце 2008 года ФРС США запускает первую программу так называемого количественного смягчения объемом $1,15 трлн. Потом будут еще две объемом $1,68 трлн. Суть этих программ в эмиссии долларов под казначейские обязательства США. Проще говоря, Вашингтон запустил на полную мощность печатный станок.

Когда под честное слово печатаются деньги в отдельно взятой стране, это называется инфляцией. Когда печатают мировую валюту под честное слово администрации США, это называется наполнением рынка ликвидностью. Однако по внешним показателям оба процесса выглядят одинаково — как безудержный рост цен.

В 2008 году сразу после запуска программы количественного смягчения золото выросло на 20%, Dow Jones — на 50%, а нефть — на 100%. Рост продолжался на протяжении действия всех трех программ, при этом рост нефтяных цен был абсолютно синхронен росту ведущих биржевых индексов.

В сбалансированной экономике падение рынка всегда сопровождается ростом золота и нефти, так как деньги бегут в более надежные активы. А при росте доходности рынка, наоборот, цены на золото и нефть снижаются. При избытке ликвидности растет все. Если обязательства, под которые печатают деньги, воспринимать как сверхнадежный актив, тогда инфляция выглядит как рост экономики.

Являются ли обязательства США сегодня безрисковыми — вопрос дискутируемый. Нефть, которая якобы обеспечивает эти обязательства, в реальности США не принадлежит. Вашингтон контролирует ценообразование через фондовые механизмы, но основные активы до недавнего времени находились вне зоны его прямого контроля.

Гораздо интереснее вопрос: насколько нынешний процесс спроектирован. Насколько он управляем, а значит, прогнозируем?

Однозначного ответа на него нет. Конечно, можно ответить отрицательно, заклеймить сторонников теории заговора и уповать в дальнейшем на «невидимую руку рынка», которая все разрулит. Если же считать, что процесс носит закономерный характер, то следует обратить внимание на несколько моментов.

Первый момент состоит в том, что накануне каждого скачка мировых цен уровень внутренней добычи нефти в США неизменно возрастал, всякий раз достигая исторических максимумов.

Накануне кризиса 1973 года внутренняя добыча в США составляла 9,6 млн баррелей в день. В 1985 году, накануне шестикратного обвала цен, США добывали 11,192 млн баррелей в день. А в 2013 году, перед срывом цен в пике, США вышли на уровень 12,304 млн баррелей в день.

Немаловажный нюанс: рост внутренней добычи в США происходил не одномоментно, как бы в ответ на скачок цен. Рост начинался загодя, происходил постепенно и после скачка цен всегда снижался, что исключает версию оперативного (рефлекторного) реагирования на кризис.

В случае с американо-саудовскими встречами на высшем уровне можно сослаться на давние партнерские отношения. В случае с процентными ставками ФРС можно списать все на рыночные закономерности. Предварительному росту внутренней добычи нельзя найти логичное объяснение, не заподозрив США в манипулировании рынком.

Дилемма выглядит очень просто. Либо Вашингтон сам устраивает нефтяные скачки, либо в Белом доме знают что-то такое, что неизвестно другим участникам рынка.

Вторым моментом является тот факт, что после 2008 года на фоне избытка ликвидности и высоких цен произошел скачок роста технологий по сжижению газа. Технологии СПГ увеличили объем спотовых поставок газа до 25% и качественно изменили этот рынок, превратив его из регионального (связанного трубой) в глобальный. Одновременно в США произошел сланцевый бум.

Споров вокруг рентабельности сланцевой добычи очень много, мнения экспертов прямо противоположны. Не вдаваясь в споры, стоит отметить, что сланцевый бум сопровождался мощнейшим информационным разогревом рынка, что всегда является признаком серьезной фондовой игры.

По данным Barclays, при двукратном росте рынка высокодоходных облигаций объем привлеченных сланцевыми компаниями средств с фондового рынка вырос в 9 раз. Иными словами, проект носит многоуровневый и хорошо скоординированный характер.

Третий момент — это обязательное наличие проектной цели. Если процесс спроектирован, то он спроектирован ради чего-то. Большие игроки на интерес не играют.

Еще на заре нефтяной эры глава Standard Oil Джон Рокфеллер разработал технологию «большой встряски». Суть ее в создании отраслевого информационного бума и разогрева рынка по образу золотой лихорадки. Следствием бума являлся наплыв множества независимых бурильщиков нефти. Цены падают, Standard Oil скупает за бесценок мелкую рыбешку, а потом цена возвращается на прежний уровень.

Технология это не умерла вместе со Standard Oil. По этому принципу развивались события 1971-1973 годов, когда скачок цен позволил начать разработку более дорогих месторождений на шельфе Мексиканского залива, Северного моря и Самотлора. А в результате доля стран ОПЕК в мировой добыче существенно снизилась.

События 2014 года по внутреннему механизму также очень похожи на «большую встряску». Процесс пока не завершен. Чтобы понять его цель, необходимо вспомнить события, которые, как и в 1973 году, предшествовали нынешней «большой встряске» и войне на Ближнем Востоке.

…и казенный дом

Безудержному росту цен, который стартовал в 1999 году, и прошлогоднему их обвалу предшествовала тема так называемой газовой паузы.

Практически все 90-е годы главной энергетической темой была скорая исчерпаемость запасов нефти. Сегодня на эту тему ни одной публикации. Даже в отношении США, где при уровне добычи 12,304 млн баррелей в день, который страна достигла в 2013 году, запасов традиционной нефти хватит всего на шесть-семь лет. Правда, нынешний уровень добычи включает в себя и сланец.

Что стояло за информационным бумом 90-х — ошибка экспертов или необходимость разогреть рынок,— сегодня уже не имеет значения. По факту разогрев рынка произошел. Результатом стал не только рост цен, но и рост объемов, а главное, качества нефтепереработки.

Это привело к серьезным структурным изменениям энергорынка. Процент выхода светлых нефтепродуктов в переработке увеличился, а процент выхода мазута упал, что привело к его удорожанию. Сегодня использовать мазут в энергетике — все равно что топить деньгами.

На смену нефти стал приходить газ. Технологии сжижения газа и развитие спотовой торговли сформировали перед мировым фондовым рынком перспективу возникновения нового энергетического сегмента, который по своему биржевому потенциалу превосходит нефтяной. Как минимум по уровню запасов.

Чтобы понимать, о каком объеме средств идет речь, приведу всего одну цифру. В 2013 году при цене $110 за баррель совокупный оборот нефтяных фьючерсов на биржах Нью-Йорка и Лондона доходил до $3 трлн в месяц. И это без всевозможных деривативов. Для сравнения, ежемесячная добыча нефти на тот момент не превышала $200 млрд, а реальный экспорт был ниже в два раза.

На пике темы «газовой паузы» капитализация «Газпрома» поднималась выше $400 млрд. Глава концерна Алексей Миллер говорил об ориентире $1 трлн. В прессе активно обсуждалась тема создания так называемой газовой ОПЕК, переговоры о выработке механизмов координации своих действий на мировом рынке шли между Россией, Ираном и Ливией.

Одновременно в ЕС шло обсуждение темы формирования «энергетического кольца» Европы, которое должно было создать замкнутую систему поставок энергоресурсов и превратить ЕС в энергосамодостаточный регион. Обеспечить эту самодостаточность должны были прежде всего страны Северной Африки и Россия.

Стратегия «энергетического кольца» подразумевала формирование режима новой политической реальности в регионе на основе стабильных поставок энергоресурсов. Одним из главных сторонников этой стратегии был президент Франции Никола Саркози, а первой точкой ее отработки должна была стать Ливия. Собственно, они и стали первыми жертвами контрстратегии.

Дело в том, что конфигурация газового рынка противоречит военно-политической конфигурации мира. В результате сегодня под прессингом оказался весь газовый сектор. Прежде всего Иран и Россия. Взглянув на карту, легко заметить, что зона политической нестабильности расположена полукольцом вокруг ЕС, а разомкнуто это полукольцо в западном направлении.

Начавшийся в прошлом году обвал цен на нефтяном рынке с инвестиционной точки зрения заморозил его. Но заморозить формирование нового сегмента рынка невозможно, да и смысла в этом нет никакого.

Смысл может заключаться только в том, чтобы капитализировать (обеспечить ликвидностью) новый рынок по своим правилам и на своих условиях. А для этого необходимы та самая ликвидность и собственная доля рынка в газовом секторе, сопоставимая по объемам хотя бы примерно с другими игроками. Речь о программе количественного смягчения и сланцевом буме в США.

С точки зрения биржевой технологии обрушения нефтяного рынка в условиях его глобализации все предметно: «быки», «медведи», игра на понижение, игра на повышение. Главными игроками на фондовом рынке являются американские инвестиционные фонды. Деньгами их ФРС накачала. А правила игры устанавливает и следит за их исполнением Комиссия по ценным бумагам и биржам США.

Однако сыграть так резко вниз только на бирже без контроля над значительной долей мирового экспорта невозможно. Остается вопрос, почему Саудовская Аравия, как и в 1986 году, присоединилась к этой игре себе в убыток. Именно в убытках, а не в игре на понижение и состоит главный вопрос.

На бирже зарабатывают деньги в два конца — как на росте, так и на падении. Нефтяные фьючерсы бывают короткими, на полгода (их на рынке более 50%), и длинными, до девяти лет (таких не более 10%). Если игрок обладает инсайдом (что называется, в тренде), то накануне падения при цене $110 за баррель он уходит из коротких дорогих фьючерсов в длинные, более дешевые. Или просто уходит с нефтяного сегмента рынка в любой другой. Кстати, фондовые рынки весь прошлый год росли, невзирая на падение нефти.

После этого, даже если ты сам являешься экспортером нефти, цена на нефть тебя не интересует. Цена может упасть до $50 или даже $35, ты просто плюсуешь эти деньги к уже вырученным $110.

Проследить это со стороны невозможно, на бирже играют не компании и фирмы, а банковские счета. Кто стоит за этими счетами — королевская семья Саудовской Аравии или крупнейший разработчик сланцевых месторождений,— одной только Комиссии по ценным бумагам и биржам США известно.

Помощь в подготовке материала оказали директор экономических и международных исследований фонда «Центр стратегических разработок» Алексей Макушкин и специалисты Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования.

Scroll Up